Неточные совпадения
Но откупщик
пользу того узаконения ощутил подлинно, ибо когда преемник Беневоленского, Прыщ, вместо обычных трех тысяч потребовал против прежнего вдвое, то откупщик продерзостно отвечал:"Не могу, ибо по закону более трех тысяч
давать не обязываюсь".
— Ну, старички, — сказал он обывателям, —
давайте жить мирно. Не трогайте вы меня, а я вас не трону. Сажайте и сейте, ешьте и пейте, заводите фабрики и заводы — что же-с! Все это вам же на пользу-с! По мне, даже монументы воздвигайте — я и в этом препятствовать не стану! Только с огнем, ради Христа, осторожнее обращайтесь, потому что тут недолго и до греха. Имущества свои попалите, сами погорите — что хорошего!
Чичиков, разумеется, подошел тот же час к
даме и, не говоря уже о приличном приветствии, одним приятным наклоненьем головы набок много расположил ее в свою
пользу.
Но все-таки он представил несколько соображений, из которых следовало, что вагоны загнали куда-нибудь в Литву. Самгину показалось, что у этого человека есть причины желать, чтоб он, Самгин, исчез. Но следователь подкрепил доводы в
пользу поездки предложением
дать письмо к брату его жены, ротмистру полевых жандармов.
— Ну, что ж нам растягивать эту историю, — говорил он, равнодушно и, пожалуй, даже печально уставив глаза на Самгина. — Вы, разумеется, показаний не
дадите, — не то — спросил, не то — посоветовал он. — Нам известно, что, прибыв из Москвы, воспользовавшись помощью местного комитета большевиков и в
пользу этого комитета, вы устроили ряд платных собраний, на которых резко критиковали мероприятия правительства, — угодно вам признать это?
— Думаете, что если вы
дали пять рублей в
пользу политических, так этим уже куплено вами место в истории…
Как там отец его, дед, дети, внучата и гости сидели или лежали в ленивом покое, зная, что есть в доме вечно ходящее около них и промышляющее око и непокладные руки, которые обошьют их, накормят, напоят, оденут и обуют и спать положат, а при смерти закроют им глаза, так и тут Обломов, сидя и не трогаясь с дивана, видел, что движется что-то живое и проворное в его
пользу и что не взойдет завтра солнце, застелют небо вихри, понесется бурный ветр из концов в концы вселенной, а суп и жаркое явятся у него на столе, а белье его будет чисто и свежо, а паутина снята со стены, и он не узнает, как это сделается, не
даст себе труда подумать, чего ему хочется, а оно будет угадано и принесено ему под нос, не с ленью, не с грубостью, не грязными руками Захара, а с бодрым и кротким взглядом, с улыбкой глубокой преданности, чистыми, белыми руками и с голыми локтями.
В
пользу женитьбы вообще было, во-первых, то, что женитьба, кроме приятностей домашнего очага, устраняя неправильность половой жизни,
давала возможность нравственной жизни; во-вторых, и главное, то, что Нехлюдов надеялся, что семья, дети
дадут смысл его теперь бессодержательной жизни. Это было за женитьбу вообще. Против же женитьбы вообще было, во-первых, общий всем немолодым холостякам страх за лишение свободы и, во-вторых, бессознательный страх перед таинственным существом женщины.
Очень важный военный гость этот, сходя, говорил по-французски об аллегри в
пользу приютов, устраиваемых в городе, высказывая мнение, что это хорошее занятие для
дам: «и им весело, и деньги собираются».
В
пользу же в частности женитьбы именно на Мисси (Корчагину звали Мария и, как во всех семьях известного круга, ей
дали прозвище) — было, во-первых, то, что она была породиста и во всем, от одежды до манеры говорить, ходить, смеяться, выделялась от простых людей не чем-нибудь исключительным, а «порядочностью», — он не знал другого выражения этого свойства и ценил это свойство очень высоко; во-вторых, еще то, что она выше всех других людей ценила его, стало быть, по его понятиям, понимала его.
Дайте, укажите нам хоть один факт в
пользу подсудимого, и мы обрадуемся, — но факт осязательный, реальный, а не заключение по выражению лица подсудимого родным его братом или указание на то, что он, бия себя в грудь, непременно должен был на ладонку указывать, да еще в темноте.
И однако, когда приехала институтка (погостить, а не навсегда), весь городишко у нас точно обновился, самые знатные наши
дамы — две превосходительные, одна полковница, да и все, все за ними, тотчас же приняли участие, расхватали ее, веселить начали, царица балов, пикников, живые картины состряпали в
пользу каких-то гувернанток.
И без того уж знаю, что царствия небесного в полноте не достигну (ибо не двинулась же по слову моему гора, значит, не очень-то вере моей там верят, и не очень уж большая награда меня на том свете ждет), для чего же я еще сверх того и безо всякой уже
пользы кожу с себя
дам содрать?
Митю, конечно, остановили, но мнение молодого врача имело самое решающее действие как на суд, так и на публику, ибо, как оказалось потом, все с ним согласились. Впрочем, доктор Герценштубе, спрошенный уже как свидетель, совершенно неожиданно вдруг послужил в
пользу Мити. Как старожил города, издавна знающий семейство Карамазовых, он
дал несколько показаний, весьма интересных для «обвинения», и вдруг, как бы что-то сообразив, присовокупил...
Чтобы расположить таза в свою
пользу, я
дал ему 25 берданочных патронов.
— Оно очень прозаично, m-r Бьюмонт, но меня привела к нему жизнь. Мне кажется, дело, которым я занимаюсь, слишком одностороннее дело, и та сторона, на которую обращено оно, не первая сторона, на которую должны быть обращены заботы людей, желающих принести
пользу народу. Я думаю так:
дайте людям хлеб, читать они выучатся и сами. Начинать надобно с хлеба, иначе мы попусту истратим время.
При них, пусть она будет входить в какие угодно отношения, это тоже почти ни в коем случае не может
дать ей опытности;
пользы от этого ждать нельзя, а опасность огромная.
— Помилуйте, — перебил меня Дубельт, — все сведения, собранные об вас, совершенно в вашу
пользу, я еще вчера говорил с Жуковским, —
дай бог, чтоб об моих сыновьях так отзывались, как он отозвался.
—
Дадут. Пользы-то от меня нисколько. А в монастыре-то с меня рабский образ снимут, я в ангельском чине на вышний суд и явлюсь.
Он всецело овладел рабом в свою
пользу и
дает ему управляться у себя лишь урывками.
При погружении младенец немилосердно кричит, что
дает повод к разным замечаниям, из которых далеко не все в
пользу новорожденного.
— Да, чудны дела Господни! Все-то Господь в премудрости своей к наилучшему сотворил. Летом, когда всякий злак на
пользу человеку растет, — он тепло
дал. А зимой, когда нужно, чтобы землица отдохнула, — он снежком ее прикрыл.
Затем он укладывает копнушку скошенной травы, постилает сверху обрывок старой клеенки и садится, закуривая коротенькую трубочку. Курит он самый простой табак, какие-то корешки; не раз заикался и эту роскошь бросить, но привычка взяла свое, да притом же трубка и
пользу приносит, не
дает ему задремать. Попыхивает он из трубочки, а глазами далеко впереди видит. Вот Митрошка словно бы заминаться стал, а Лукашка так и вовсе попусту косой машет. Вскаивает Арсений Потапыч и бежит.
— Ну, так как же, друг, нам с кубышкой твоей быть! Так без
пользы у тебя деньги лежат, а я бы тебе хороший процент
дал.
— Уж ты
дашь, что говорить… Даже вот как
дашь… Не обрадуешься твоей-то
пользе.
Пищик. Не надо принимать медикаменты, милейшая… от них ни вреда, ни
пользы… Дайте-ка сюда… многоуважаемая. (Берет пилюли, высыпает их себе на ладонь, дует на них, кладет в рот и запивает квасом.) Вот!
Труд подневольный не
дает работнику личной
пользы — в этом его тягость, а не в напряжении физическом.
Даю только еще один совет, с большою
пользою испытанный мною на себе,
даю его тем охотникам, горячность которых не проходит с годами: как скоро поле началось неудачно, то есть сряду дано пять, шесть и более промахов на близком расстоянии и охотник чувствует, что разгорячился, — отозвать собаку, перестать стрелять и по крайней мере на полчаса присесть, прилечь и отдохнуть.
На небольшую речку утки, по многочисленности своей, уже не садятся, как бывало прежде, и я употреблял с
пользою, даже в продолжение всего октября, следующее средство: я сбивал с широких прудов утиные стаи ружейными выстрелами и не
давал им садиться, когда они, сделав несколько кругов, опускались опять на середину пруда.
Буллу свою начинает он жалобою на диавола, который куколь сеет во пшенице, и говорит: «Узнав, что посредством сказанного искусства многие книги и сочинения, в разных частях света, наипаче в Кельне, Майнце, Триере, Магдебурге напечатанные, содержат в себе разные заблуждения, учения пагубные, христианскому закону враждебные, и ныне еще в некоторых местах печатаются, желая без отлагательства предварить сей ненавистной язве, всем и каждому сказанного искусства печатникам и к ним принадлежащим и всем, кто в печатном деле обращается в помянутых областях, под наказанием проклятия и денежныя пени, определяемой и взыскиваемой почтенными братиями нашими, Кельнским, Майнцким, Триерским и Магдебургским архиепископами или их наместниками в областях, их, в
пользу апостольской камеры, апостольскою властию наистрожайше запрещаем, чтобы не дерзали книг, сочинений или писаний печатать или отдавать в печать без доклада вышесказанным архиепископам или наместникам и без их особливого и точного безденежно испрошенного дозволения; их же совесть обременяем, да прежде, нежели
дадут таковое дозволение, назначенное к печатанию прилежно рассмотрят или чрез ученых и православных велят рассмотреть и да прилежно пекутся, чтобы не было печатано противного вере православной, безбожное и соблазн производящего».
Мы такого чувства не признаем и считаем себя правыми, если, не служа, не ходим в департамент, не получая жалованья, не
даем вычета в
пользу инвалидов, и т. п.
Так как она очень много
пользы приносила пастуху, и он заметил это, то уж и не прогонял ее, и иногда даже ей остатки от своего обеда
давал, сыру и хлеба.
Сенатора прислали с целой ордой правоведцев; они все очищают только бумаги, и никакой решительно
пользы не будет от этой дорогой экспедиции. Кончится тем, что сенатору, [Сенатор — И. Н. Толстой.] которого я очень хорошо знаю с давних лет,
дадут ленту, да и баста. Впрочем, это обыкновенный ход вещей у нас. Пора перестать удивляться и желать только, чтобы, наконец, начали добрые, терпеливые люди думать: нет ли возможности как-нибудь иначе все устроить? Надобно надеяться, что настанет и эта пора.
Егор Николаевич Бахарев, скончавшись на третий день после отъезда Лизы из Москвы, хотя и не сделал никакого основательного распоряжения в
пользу Лизы, но, оставив все состояние во власть жены, он, однако, успел сунуть Абрамовне восемьсот рублей, с которыми старуха должна была ехать разыскивать бунтующуюся беглянку, а жену в самые последние минуты неожиданно прерванной жизни клятвенно обязал
давать Лизе до ее выдела в год по тысяче рублей, где бы она ни жила и даже как бы ни вела себя.
— Все это вздоры вы выдумываете. О бедных студентах заботятся правительство и общество,
дают в их
пользу вечера, концерты, а это все ваши пустые выдумки.
Это человек, который на свой страх ведет миллионное предприятие, которое не только должно
давать работу десяткам тысяч рабочих и доход ему лично, но еще должно приносить
пользу всему государству.
Этот хошь, может, и больше
пользы даст, да оно неспокойно; не ровен час, следствие или другая напасть — всем рот-от не зажмешь.
Пробовали мы его в свою компанию залучить, однако
пользы не оказалось никакой; первое дело, что отец отпускал ему самую малую сумму, всего тысяч десять на серебро в год, и, следовательно, денег у него в наличности не бывало; второе дело, что хотя он заемные письма и с охотою
давал, но уплаты по ним приходилось ждать до смерти отца, а это в нашем быту не расчет; третье дело, чести в нем совсем не было никакой: другой, если ткнуть ему кулаком в рожу или назвать при всех подлецом, так из кожи вылезет, чтобы достать деньги и заплатить, а этот ничего, только смеется.
И тут сиротке помогли. Поручили губернатору озаботиться ее интересами и произвести ликвидацию ее дел. Через полгода все было кончено: господский дом продали на снос; землю, которая обрабатывалась в
пользу помещика, раскупили по клочкам крестьяне; инвентарь — тоже; Фоку и Филанидушку поместили в богадельни. Вся ликвидация
дала около двух тысяч рублей, а крестьяне, сверх того, были посажены на оброк по семи рублей с души.
«Что мне их выбирать: одна в них во всех
польза.
Давайте какую попало». Ну, они меня сейчас без спора и женили.
Она вдруг обратилась к князю и начала рассуждать с ним о повести Калиновича, ни
дать ни взять, языком тогдашних критиков, упомянула об объективности, сказала что-то в
пользу психологического анализа.
Смело уверяя читателя в достоверности этого факта, я в то же время никогда не позволю себе назвать имена совершивших его, потому что, кто знает строгость и щепетильность губернских понятий насчет нравственности, тот поймет всю громадность уступки, которую сделали в этом случае обе
дамы и которая, между прочим, может показать, на какую жертву после того не решатся женщины нашего времени для служебной
пользы мужей.
К объяснению всего этого ходило, конечно, по губернии несколько темных и неопределенных слухов, вроде того, например, как чересчур уж хозяйственные в свою
пользу распоряжения по одному огромному имению, находившемуся у князя под опекой; участие в постройке дома на дворянские суммы, который потом развалился; участие будто бы в Петербурге в одной торговой компании, в которой князь был распорядителем и в которой потом все участники потеряли безвозвратно свои капиталы; отношения князя к одному очень важному и значительному лицу, его прежнему благодетелю, который любил его, как родного сына, а потом вдруг удалил от себя и даже запретил называть при себе его имя, и, наконец, очень тесная дружба с домом генеральши, и ту как-то различно понимали: кто обращал особенное внимание на то, что для самой старухи каждое слово князя было законом, и что она, дрожавшая над каждой копейкой, ничего для него не жалела и, как известно по маклерским книгам, лет пять назад
дала ему под вексель двадцать тысяч серебром, а другие говорили, что m-lle Полина дружнее с князем, чем мать, и что, когда он приезжал, они, отправив старуху спать, по нескольку часов сидят вдвоем, затворившись в кабинете — и так далее…
Вздумал было потом поершиться против него один из прокуроров и на личные предложения начальника губернии стал
давать по губернскому правлению протесты, но кончил тем, что, для
пользы службы, был переведен в другую, дальнюю губернию.
А в городе хозяин ходит, как граф,
пользу да штраф, да прибыль, провизия, значит, не в ремизе я, а там на товар процент
дает хороший дивиденд, а уж при подряде своего тоже не упустим, такого Петра Кириллова запустим, что на поди! Значит, пей да гуляй, да певиц бриллиантами наделяй, а ежели учинишь дебош, адвокат у нас хорош, это нам не в убытки, потому прибытки прытки».
Предвидя
пользу и убедившись, что намерение его совершенно серьезное, ему предложили средства доехать до России (он для чего-то непременно хотел умереть в России),
дали поручение, которое он обязался исполнить (и исполнил), и, сверх того, обязали его уже известным вам обещанием кончить с собою лишь тогда, когда ему скажут.
Я хоть и
дал, где следует, объяснения, возвратясь из-за границы, и, право, не знаю, почему бы человек известных убеждений не мог действовать в
пользу искренних своих убеждений… но мне никто еще тамне заказывал вашего характера, и никаких подобных заказов оттудая еще не брал на себя.
Председатель, с своей стороны, счел нужным объяснить Тулузову все, что до него происходило, и вместе с тем, предложив Василию Иванычу сделать посильное приношение в
пользу голодающих, просил его
дать совет касательно того, как бы поскорее устроить вспомоществование бедным.
— Предел будет-с; решись только дело в вашу
пользу, мы ему сейчас в шею
дадим, да еще и самого к суду притянем, — умно сообразил Савелий Власьев.
И в-третьих, наконец, устраняя из обращения иностранный продукт, виноделы сохраняют внутри государства целый ворох ассигнаций, которые, будучи водворены в их карманах,
дадут возможность повернуть"торговый баланец"в
пользу России.